"Музыкальный журнал": Обнуляя датчики. О восприятии старой и новой музыки

31.10.2016
Российская премьера программы, примиряющей классическое и актуальное искусство, состоялась в Бурятской филармонии
 
Английский юмор и космический шум
 
Почти в одно и то же время, в конце сентября, британец Робби Уильямс выпустил клип-пародию на российских олигархов «Party like a Russian», а трио молодых российских музыкантов — пианист Андрей Коробейников, композитор, электронщик Станислав Маковский и ударник Петр Осколков — впервые представили в России программу «500 лет импровизации», лихо замешав Фрескобальди и Булеза, Бетховена и Джаррета, Агостини и Кейджа.
 
И первое, и второе представляет собой концентрат музыкального постмодернизма — игры со слушателем-зрителем.  Поп-звезда и академические исполнители превратили хорошо известное старое в оригинальный новый продукт. С набравшим тысячи просмотров клипом все вроде бы понятно. Картинка основана на постановке балета «Ромео и Джульетта» — версии Кеннета МакМиллана 1965 года. Стиль художника того спектакля Николаса Георгиадиса угадывается в доведенном до китча стиле «лирического героя» Робби Уильямса, в интерьерах из дерева, отсылающих не столько к итальянской готике, сколько к эпохе Тюдоров. Сюжет Шекспира и музыка Прокофьева стали той русско-британской скрепой, на основе которой английский троллинг российских нуворишей приобретает культурный контекст и глубину.
В случае с программой «500 лет импровизации: рояль vs электроника», представленной 26 сентября на сцене Бурятской филармонии, параллели не столь прямолинейны, но легко считываются. Двенадцать партит на арию Руджеро представителя раннего барокко Джироламо Фрескобальди перекликаются в рамках одного номера с «Incises» («Интерполяциями») Пьера Булеза. Если послушать эти произведения по отдельности, сходство бросится в глаза с первых нот: усиленное за счет фермат и пауз акцентирование первой доли и расходящиеся от нее, как водная рябь, мелкие ноты не просто создают впечатление импровизационного хаоса, а несут мощнейшую эмоциональную окраску — тревожность, напряженность, даже суетливость. Когда Андрей Коробейников перемежает фрагменты из этих опусов, а Станислав Маковский начинает «играть» с пропущенной через компьютер записью, ощущение абсурдности, зыбкости происходящего приобретает размах, достойный Сэмюэла Беккета и Альбера Камю.